Sun-kissed, sunbathe, suntan, a sunny disposition. Good morning, Sunshine.
And what of the Moon?
In his magical book, Portrait of the Gulf Stream, Erik Orsenna tells us that the Moon is getting further away from the Earth. No wonder. There is only so much snubbing a lady can take. It must be discouraging to play second fiddle to the Sun, millennium after millennium.
In England, the national mood lifts beyond recognition on a sunny day. Scowling Londoners actually smile at perfect strangers, in the street. Some will even say, “Isn’t it a glorious day?”
Now the Moon can flood the streets of Mayfair with quicksilver, and let the Thames ripple over her image in its waters. Nobody will stop and say, “What a splendid night!”
Time and again, I will be walking back from dinner or a show, with a man. I will suddenly stop in my tracks. The sight of the moon has taken my breath away. He inevitably asks what has captured my attention. I point at the sky. I seldom get an awe-struck response. Actually, no, not seldom – never. They react as though it is just up there, a part of the furniture. Nothing special. If a man is not sensitive to the charms of the Moon, then how can I possibly trust him to appreciate me – a daughter of the Earth?
In Han Suyin’s A Many-Splendoured Thing – in my opinion, one of the most romantic novels ever written – the Eurasian narrator and her British lover sit in a restaurant in Hong Kong, waiting for the Moon to rise in the evening sky. It is the Moon Festival, and the people set off firecrackers to frighten the clouds away from the face of the Moon. The sense of trepidation, of awe, and of love for all that is beautiful, makes it one of the most powerful moments in the book, for when the moon finally appears in all her glory, you feel that our protagonists are drawn even closer together by their admiration of her.
I have always loved the moon. If moonlight ever streams into my bedroom, I open the curtains wide, and go back to bed, basking in its silver glow, feeling protected. I can sit by the window, and watch the moon for hours, breathing in her inspiration. I love all phases of the Moon. I have seen a delicate New Moon crescent suspended from a black sky, over a minaret, in the Alhambra. I have seen a huge, amber Full Moon reflected in the Canal Grande in Venice. I have seen a platinum Gibbous Moon look down on the Palace of Westminster, part of her face hidden, as though under the wide brim of a hat.
Since I was a child, I have dreamed of living in a house with a top room with a glass ceiling. I could then lie in bed, and watch the Moon and Stars slowly travel across the sky above me, as I drifted into sleep.
I do not like scientific programmes or articles about the Moon. I am too much of a romantic for that. I like to see the Moon from the distance nature intended. A distance wide enough to allow room for all my fantasies.
As a child, I wrote fairy tales. In one of them, I imagined an entire realm of castles and music on the Moon. Humans could not see it, of course. Over the course of my life, I have confided in the Moon many a secret, uttered many a wish, and shared many a joke.
There is magic, ispiration, romance and mystery in moonglow.
Oh, and contrary to the lyrics of A Nightingale Sang In Berkeley Square, the Moon is a she. Most definitely. Just look at her.
Scribe Doll
Scribe Doll 
“top room with a glass ceiling.”
The room I used to stay in Poland had a partially glass ceiling. 3 huge glass windows… It was a beautiful feeling to fall asleep under the moon light in warm summer days, windows open…
Regards,
Sounds wonderful.
Hope you are well.
Katia
There’s a skylight in my bathroom, and I love being able to look up at the stars or the moon if I get up in the night to get a drink (or whatever). It was dark out when the alarm went off this morning (groan!) but a thin sliver of moonlight greeted me when I stumbled into the bathroom, which made me smile. I also love soaking in the tub when there’s a full moon (and no clouds) — it feels like I’m taking a moonbath as well. If you ever have the chance to live somewhere with a skylight, as a fellow moon-lover, I highly recommend it. 🙂
I used to have a skylight in Cambridge but the moon never seemed to be above it. I envy you your moon baths. I bet you feel wonderful afterwards. Thank you for commenting.
I do not know whether you will understand in Russian this extract from the book about the etimology of words.There are some interesting speculations about the gender of words.The book is “Слово о словах” известного русского писателя и филолога Льва Успенского
ЗАГАДКА ГРАММАТИЧЕСКОГО РОДА
Помните у Пушкина:
Татьяна на широкий двор
В открытом платьице выходит,
На месяц зеркальце наводит,
Но в темном зеркале одна
Дрожит печальная луна…
Что случилось? Бедная Татьяна ошиблась и направила свое волшебное стекло вместо одного светила на другое? Ничего подобного: месяц это и есть луна…
“Позвольте, – вправе сказать каждый, кто считает, что человеческий язык подчиняется правилам человеческой же логики, – как же так? Разве это не абсурд? Один и тот же предмет, небесное тело, именуется в русском языке двумя различными именами. Это куда ни шло: может быть, они отражают разные, но одинаково присущие ему черты, как их отражают слова “животное” и “позвоночное”, “членистоногое” и “насекомое”. Но что странно: слова-то эти разного рода: одно – мужского, другое – женского. Это, по меньшей мере, так же нелепо, как если бы у вас появился приятель, претендующий на то, чтобы его звали то Петей, то Аннушкой!”
Впрочем, столь ли уж это удивительно? Может быть, и в других языках та же картина? Нет: по-французски луна – “la lune” – женского рода, и конец;8 по-немецки месяц – мужчина, и только: “der Mond”.
Мы же привыкли к этой странности нашей речи и просто не замечаем ее, самым спокойным образом изображая в слове луну то в виде мужчины, то в виде женщины:
И сказало солнце брату:
Месяц, брат мой золотой!.. –
читаем мы в стихотворении Полонского. А Фет о том же месяце пишет, так сказать, совсем наоборот:
Долго еще прогорит Веспера скромная лампа,
Но уже светит с небес девы изменчивый лик…
Или:
…медлительной царицей
Луна двурогая обходит небеса…
Здесь “дева”, “царица” – опять-таки луна, то есть тот же брат-месяц. Это не мешает тому же Фету в других стихотворениях восклицать:
О, этот месяц-волшебник!
и вообще явно не считаться с родом существительных, обозначающих как-никак один и тот же предмет…
А обращали ли вы когда-нибудь внимание на такую совершенную бессмыслицу: если всерьез принимать наши грамматические “роды”, то получается, что “стул” чем-то мужественней “табуретки” и гибкий, нежный хмель больше похож на мужчину, чем та могучая береза, вокруг которой он обвился. Помните, в главе, посвященной словарям, я обращал ваше внимание на то, что у А. С. Пушкина в разные времена его творчества “тополь” (“топол”) играет роль то влюбленного юноши, то нежной девушки. В одном случае “с тополом” сплетается младая ива, в другом – хмель литовских берегов пленяется “немецкой тополью”. Да и удивляться тут нечему: “слива” в наших глазах почему-то “она”, “персик” – он, а “яблоко” так и вообще – “оно”, среднего, не существующего в жизни рода.
Даже самое поверхностное размышление об этом приводит к мысли, что основания такого распределения не могут лежать ни в прямой природе вещей, ни в логике нашего внутреннего отношения к ним. Они, очевидно, таятся где-то во внутренних законах языка, в самой их глубине, и вскрыть их не так-то просто.
В самом деле: если бы распределение различных предметов по грамматическим родам основывалось на качествах, присущих им самим, на их собственных и существенных свойствах, тогда в языках всех народов “мужской” и “женский”, “женский” и “средний” роды имели бы одинаковое распределение. А на деле – возьмите хотя бы то же “яблоко”.
Оно называется
по-русски: по-французски: по-немецки: по-английски:
яблоко ля помм дер апфель эппл
(la pomme) (der Apfel) (apple)
(среднего рода) (женского рода) (мужского рода) (никакого рода)
Не кажется ли вам, что величайшей бессмыслицей было бы спрашивать: а какого же рода настоящее яблоко, то, которое качается на ветке дерева, а не звучит в языке? Никакого рода у него нет и быть не может, и ничем оно в этом отношении не отличается от груши или граната. Ничему реальному в природе вещей наши грамматические роды явно не соответствуют. Но значит ли это, что они как бы “высосаны из пальца”, сочинены народами без всяких оснований и причин? Само собой разумеется, нет.
УДИВИТЕЛЬНЫЙ СПОР
Как-то совершенно случайно мне пришлось присутствовать при весьма забавном и вместе с тем поучительном споре.
За обеденным столом небольшого кавказского ресторана сидели три уже немолодые женщины – русская, немка и армянка. Они спокойно ели борщ. Внезапно на пол со звоном упала большая суповая ложка.
– Ага! – проговорила русская женщина, вспомнив смешную старинную примету. – Какая-то дама собралась к нам в гости. Ложка упала!
– Почему “дама”? – удивилась немка. – Ложка – “дер лёффель”! Ложка – мужского рода. Должен какой-нибудь мужчина прийти…
Русская возмутилась:
– Ну вот еще! Это если бы ножик упал, тогда это значило бы мужчину. Ножик – мужского рода…
– Ха-ха-ха!. – засмеялась немка. – Ножик мужского рода? Да ведь если ножик упадет, это ничего не значит. Он – “дас мессэр” – рода среднего.
Армянка сидела молча и с недоумением смотрела то на ту, то на другую из спорящих. Наконец она наклонилась ко мне.
– Простите, – шепнула она, – но я ничего не понимаю… Я вижу, тут какое-то забавное суеверие. Но на чем оно основано? Почему “ножик” может чем-то напоминать мужчину или ложка женщину? Мне это непонятно.
И на самом деле, разъяснить ей, на чем основано это нелепое суеверие, было невозможно: в армянском языке (как и в английском) вообще не существует никаких родов: ни мужского, ни женского, ни среднего. Ни в Англии, ни в Армении, ни в Турции такая примета не могла даже и образоваться.
Это отсутствие “родовых различий” во многих языках мира еще раз подтверждает, что между ними и свойствами самих вещей нет ничего общего.
Однако я не удивлюсь, если вы с трудом поймете, как же армяне или англичане обходятся без понятия рода. Слово “дом” у нас мужского рода, у французов – женского, а у англичан “house” (дом) – никакого (не “среднего”, а именно – “никакого”).
Слово “птица” у нас рода женского, а у них – опять-таки “никакого”. Нам с этим трудно освоиться. Им же (так же как китайцам, узбекам, татарам и очень многим другим народам), наоборот, непонятны наши родовые различия. И, пожалуй, придется признать, что у них немало оснований для недоумения: вам никак не удастся объяснить ни англичанину, ни турку, ни китайцу, почему для нас, русских, “чёлн” мужчина, а “лодка” женщина, или почему у французов одно и то же понятие, одна вещь – день – может быть названа и словом мужского рода – “le jour” (лё жур) и женского – “la journe´e” (ля журнэ)…
ТЕРЗАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКОВ
Для нас с вами странная нелепость, разделение слов на “грамматические роды”, не представляется ни в каком отношении огорчительной. В самом деле: мы, русские, превосходно понимаем друг друга, когда говорим “солнце взошло”, невзирая на то, что слово, “солнце” у нас относится почему-то к среднему роду. Понимают свою речь и немцы, а ведь у них “солнце” – рода женского: “ди зоннэ”. Не хуже нас объясняются французы, хотя для, них “солнце” – мужчина, “лё солей”. Да и англичане, у которых “солнце” ни к каким родам не принадлежит, потому что они просто говорят о нем “сан”, или китайцы, именующие его точно таким же, совершенно безродовым словом “тайан” (или “житоу”, или “жи”), и они не испытывают от этой “безродовости” ни малейших неудобств.
Другое дело – чужой язык. Люди, говорящие на разных языках, подчас готовы считать престранным и прекурьезным все то, что им кажется непривычным и что они с удивлением замечают в языках соседей.
Вот, например, в английском языке, как я уже сказал, имена существительные не различаются по родам, если говорить о внешних формальных отличиях. Возьмите любое английское слово: “бук” – книга, “дог” – собака, “грэпнэл” – крюк, “уиндоу” – окно; вы никак не можете распределить их по нашим родам. В то же время в английской грамматике вы найдете местоимения всех трех родов: “хи”, “ши” и “ит” – “он”, “она”, “оно”. Разве это не противоречие?
Пожалуй, да. И чтобы разрешить возникающие из него затруднения, английский язык прибегает сплошь и рядом к самым, на наш взгляд, неожиданным и не всегда понятным хитростям и уловкам, которые, впрочем, носят скромное название “правил”.
Так, например, хотя слово “sun” (солнце) формально ничем не отличается от множества других слов и, скажем, от слова “ship” (корабль), его полагается в случае надобности заменять местоимением “он” (“he”) а слово “корабль” местоимением “она” (“she”). Выходит, что первое из них рода мужского, второе – женского. Почему?
Английские языковеды разъясняют, что “солнце” некогда в представлении древних англов было богом, и этот бог был мужчиной; именно поэтому повелось о солнце говорить в мужском роде. Английским же морякам казались живыми существами важные и близкие для них предметы. Естественно, что их приходилось относить к тому или другому роду; в частности, корабли – к женскому. Про любой корабль англичанин скажет “она”, “ши”; корабли однотипные он назовет “систер-шипами” (sister-ships) – “кораблями-сестрами”, а не “кораблями-братьями” (brother-ships).
Но в самом слове, в его звуковой форме, никаких оснований для этого не содержится. Да и в грамматических отношениях это ничего не меняет: любое прилагательное, например “рэд” (“red”, “красный”), останется неизменным, к которому из слов вы бы его ни отнесли: “красное солнце” – “рэд сан” (red sun), “красный корабль” – “рэд шип” (red ship).
Не так-то просто поэтому положение англичанина, желающего как-то передать на своем языке, с самцом или с самкой данного животного мы имеем дело.
В известной сказочке о “Трех поросятах” упоминается “биг бэд вулф”. Переводя эти слова на русский язык, вы, собственно, имеете право передать их и как “большой злой волк” и как “большая злая волчица”. У нас, русских, слова “волк” и “волчица” явно и внятно с первого взгляда отличаются друг от друга именно по своей принадлежности к двум различным родам, и это впечатление дополняют согласованные с ними слова: “волк – большой, злой”, а “волчица – большая, злая”. Тут ничего этого нет, поскольку в английском языке и “cat” (кот) и “sparrow” (воробей) и “wolf” (волк) – никакого рода. Иногда для говорящего это совершенно безразлично (ну, скажем, в предложении “домашний кот отличается от дикого кота своими размерами” или: “что волки жадны, всякий знает”), иной же раз может причинить известное затруднение. По-русски очень просто выразить мысль: “кошка обычно бывает ласковее, чем кот”, а вот как вы передадите ее на английском языке, если там и кот – “кэт” и кошка – тоже “кэт”.
Чтобы справиться с этим, в английском языке возник целый ряд забавных, на наш взгляд, приемов косвенного указания пола животных.
Так, например, желая дать понять, что сидящий на пороге домашний зверек является именно котом, а не кошкой, англичанин хитроумно выражается: “на пороге восседал он – кот”, “хи – кэт”. Если речь пойдет о кошке, будет сказано “ши – кэт”, “она – кошка”. Так сказать, “котодяденька” и “кототетенька”.
Иногда, впрочем, применяется и другой прием. Кота по-английски можно наименовать “том-кэт”, а кошку “пусси-кэт”. В применении к нашим обыкновениям это могло бы звучать как “котоваська” и “котомашка”. Следует заметить, что не одни англичане додумались до этого: у турок кот важно зовется “эркек-кэди”, “кот-мужчина”, а кошка – “диши-кэди”, “кот-женщина”. И наши туркмены зовут кота “эркек-пишик”, так сказать “господин кот” (точнее: кот-самец)9.
Английское слово “спэрроу” тоже означает “воробей вообще”, без указания на его пол. Если же нужно назвать воробья-самца, его почтительно именуют “кокспэрроу”, “петух-воробей”, самочку – “воробей-курица”. Воробья-петуха означают местоимением “он” (хи). Получается, что мы с нашими удобными суффиксами мужского и женского рода имеем в этом смысле некоторое преимущество по сравнению с английским языком.
What a wonderful text! I love the author’s sense of humour. I think I will go and buy this book from the Russian bookshop. The anecdote about the Russian, German and Armenian woman is brilliant.
I am surprised he says that, in English, the sun uses the pronoun ‘he’. In modern English, at least, it uses ‘it.’
‘It’ can be also be used for animals – which is always a bone of contention between my mother and me. I insist on saying, “Look at the crow on the tree. I think he or she is splendid.”
My mother corrects me, “It,” she says.
I rebel. Animals are not inanimate objects. I feel uncomfortable using ‘it’ when referring to them.
Thank you ever so much for sending me this, Anna. I’ve enjoyed reading it enormously.
Hello, Scribedoll! You know, I think, that in the classical tradition (which favored male domination) the sun was seen as more powerful and therefore male, while the moon with its tides was seen as weak and vacillating, changeable as women were said to be, right? And of course the beneficiary of heaven, the earth, was seen as female. But after all, there’s no reason why any one of them can’t be both male and female, or one or the other for any number of good reasons symbolically and romantically and imaginatively which have nothing to do with sexual politics! I say, “Up the romance! Let’s celebrate the spheres wholeheartedly!”
Hear! Hear!
Have you ever read John Donne’s “A Defence of Womens Inconstancy’? It’s a brilliant piece. Here’s an extract:
“That Women are Inconstant, I with any man confesse, but that Inconstancy is a bad quality, I against any man will maintaine: For euery thing as it is one better than another, so it it fuller of change; The Heauens themselues continually turne, the Starres moue, the
Moone changeth; Fire whirleth, Aire flyeth, Water ebbs and flowes, the face of the Earth altereth her lookes, time staies not; the Colour that is most light will take most dyes: soe in Men, they that haue the most reason are the most intolerable in their designes and the darkest or most ignorant, doe seldomest change; therefore Women changing more than Men, haue also more Reason. Thye cannot be immutable like stockes, like stones, like the Earths dull Center; Gold that lyeth still, rusteth; Water, corrupteth; Aire that moueth not, poysoneth; then why should that which is the perfection of other things, be imputed to Women as the greatest imperfection?”
Yes, thanks, I’d read the Donne but had forgotten! If I had to choose a churchman to have a passionate affair with (assuming his dust was still among the living, of course!)….
;–)
Katia, the moon in Russian is feminine, that’s true, but the sun is neither feminine nor masculine, it is of neuter gender. It can never be SHE or He, it is but only “It”)). In Russian there are 3 genders like in German. How interesting it is to study languages which are so alike sometimes and so different!!
Anna, I feel like a complete idiot. Of course the sun is оно (совсем ум потеряла я) in Russian. Thank you very much for noticing and correcting. I wonder why it is neuter, in Russian. Do you know if there is a historical reason for that? :–)
More often than not have I admired the Moon, but I have never found such magic and romantic phrasing about HER as you. Thank you Katja for sharing your wondrous thoughts expressed in wondrous words!
I’m glad you like it. Thank you for commenting.
I never think that way about the sun, but the full moon is a conduit for me that connects to people all over the world, who can also admire its light and behold the emanations of its spirit.
At my site, on the poem page, there is one called ‘sleepless sun’ you might like.
It always struck me as odd that in German ‘der Mond’ is masculine and ‘die Sonne’ feminine.
I love the poem ‘Sleepless Sun’. Thank you for directing me to it. How interesting that the moon is masculine in German. In French, Italian and Russian, it is feminine.
Thank you for commenting.
‘I saw the crescent, you saw the whole of the moon ……’ there was a great, milky moon out on Tuesday, near-full with clouds breezing across it. Very dramatic. And I’ve heard that ‘A Many Splendoured Thing’ is a great book – must read it sometime!!
I saw it too, on Tuesday. It was breathtakingly beautiful. Thank you :–)